Хлеб наш насущный изложение
Dating > Хлеб наш насущный изложение
Download links: → Хлеб наш насущный изложение → Хлеб наш насущный изложение
Сам же Исус ничего не ел. Его посох стоял золотым. Не жалеем дать ломоть хлеба голодному. Значит же это, что упало слово Божие на человека, погрязшего в заботах и попечениях о богатстве своем, и не принес сей человек никакого плода спасения. Был бы в годах, самое подходящее погоняло — Бывалый. С горечью технический перевес отмечают друзья Бывакина. Что в нем много питательных веществ — это белки, жиры, углеводы, минеральные соли, витамины. Он говорит, что хотел бы его есть каждый день, но вот как его добыть? Рваный замахнулся, но Родя ловко перехватил руку и заломил ее, повалил Рваного в грязь кухни. Всю группу пополнения отправили на третий этаж большой кирпичной тюрьмы. Жрут плотно с утра, независимо от того эвакуировали ли они из себя уже предыдущую пищу или так и давит она тяжестью внизу живота. Через минуту вошел бледный санитар.
Василий Степанович аккуратно отломил кусочек булки, положил в рот и начал сосать. Кушать он не мог — верхние зубы лежали в чашечке на другом конце столика, и дотянутся до них было тяжеловато. Нет, если бы нужно, конечно нашёл бы в себе силы встать. Но сосать булку ему нравилось — это продляло удовольствие. Ел он не потому, что мучало чувство голода, а потому что, так надо, потому что жена и дочка заставляли. Василий Степанович сосал хлебный мякиш и вспоминал прошлое. В память упорно лезли давно позабытые эпизоды жизни, и все они были связаны с хлебом. Мальчишкой уронил кусок хлеба на пол. Стал прикидывать — что проще: поднять кусок с пола или взять другой со стола. Сосчитал, что проще взять другой кусок — просто руку протянуть. А что бы достать тот, который свалился на пол, надо было слезать с лавки. Потянулся было к другому куску, но мамка, следившая за ним, пребольно ударила по руке. Хлебный кусок бросишь — кто-то голодным останется! Если кус хлеба бросить — кому-то этого куса не хватит. Или если лишний кус съешь. С тех пор и примерялся Васька к хлебу таким образом , что бы середину соблюсти: и брюхо насытить и что б другим осталось. Хлебный мякиш растаял во рту и Василий Степанович отломил себе ещё кусочек булки, принесенной внучкой. Других удовольствий ему жизнь уже не оставляла. Он снова погрузился в воспоминания. В 19 году его мобилизовали в Красную Армию. Посадили в вагон и повезли. А хлеба на дорогу не дали. Почти сутки ехал голодным. Народ в вагоне ропщет, и от разговоров о еде стало совсем тоскливо. Василий Степанович забился в угол и там потихонечку достал припрятанный сухарь, да и ссосал его. Еще не ушло хлебное послевкусие, как поезд остановился у большой станции. А там обед подоспел. Кашей живот набил, а хлеба краюху на потом припрятал — кто знает, когда в другой раз такая удача будет. Так всю войну было — разом пусто — разом густо. Пайку малую выдадут — плетётся рота, как свора собак бездомных, пайку обильную выдадут — орлами идут. Есть еда — делали обеды - не хуже трактирных. Нет еды — ворон подбивали и ели. Только голодных дней больше было. Голодные дни вспоминались проще и чаще. Воспоминания перенесли Василия Степановича в 32 год. Уже женат, и детишек двое. Год вышел неурожайный, а начальство требовало : сдавай положенное. Слухи самые страшные по деревне ходить стали. Дескать — забирают в город и там бьют нещадно, допытываются — не по злому ли умыслу урожай скудный случился. И вновь идут в деревню, последнее отбирают. На собственный прокорм ничего не оставляют, денег же —в городе хоть что-то прикупить - нет. Времена были сложные — деревенские паспортов не имели, даже на заработки в город податься не могли. Узнал от добрых людей, что на шахты Донбаса без паспорта берут. Собрались они вдвоём и в начале октября уехали в Горловку. Жёны как могли — скрывали, куда мужья подевались. И не проговорились, хоть и бабы. Василий Степанович с братом устроились в Горловке, по комнате сняли. А как месяц проработали — выдали им паспорта, хоть и временные, и справки, что трудятся на шахте. С этими бумагами и поехали назад, в деревню. Быстренько собрались и ночью ушли из деревни. Днём нельзя было — председатель сельсовета или секретарь парт ячейки узнали бы — ни какие бумаги не спасли бы. А участковый уполномоченный , который часто в деревню заходил проконтролировать, что жители не разбежались — было такое указание начальства — мог и тюрьму отправить. Шли ночью через лес, в темноте. Благо, каждая тропинка с детства знакома. Василий Степанович огромный узел с пожитками тащил, старшая девочка, Анна, 5 лет, сама свои пожитки несла, младшая у жены на руках спала. И хотя ближе идти было до станции в Коровино - по дороге, пошли в Шумаково. Боялись на станции кого-нибудь из деревенских встретить. На войне так не волновался Василий Степанович, как произошло, когда увидев станцию. И только когда сели в вагон, засунули пожитки под лавки, успокоился. По вагонам - случается - железнодорожная милиция ходит, но для них справка с печатью из Горловки — законный документ. Василий Степанович отщипнул ещё маленький мякиш. Так и обосновались в Горловке. Через год поехал Василий Степанович навестить родную деревню. От Коровино на подводе ехал — оказия получилась. Деревня выглядела чудно и непривычно. Часть домов брошенные стоят. Народу мало, да и те, кто попадался по дороге — совсем незнакомые. На него смотрят с любопытством: кто такой? Ноги сами к родному дому привели. На крылечке незнакомая баба в корыте бельё стирала. Рядом двое малышей копошились. «Это же мой дом! » - хотел крикнуть Василий Степанович, глянул по сторонам и крик в горле застрял. Женщина перестала стирать и удивлённо посмотрела на него: -Вам кого, гражданин хороший? Всплыло в памяти услышанное несколько часов назад — в поезде — слово «переселенцы». Два мужика, сидевших напротив, по виду — колхозники — обсуждали вполголоса каких-то переселенцев. Василий Степанович к разговору не прислушивался — у каждого проблемы. Бросил испуганный взгляд на бывший свою двор - словно перестал узнавать его - и рванул в сторону станции. Без передыху верст шесть или семь бежал. Казалось ещё чуть-чуть и сердце из груди выскочит. Только на станции отдышался. Подошёл, попросил стакан водки. Буфетчица с сомнением посмотрела на него, и, поколебавшись, вытащила из-под стойки гранёный стакан. Василий Степанович выпил залпом и с удивлением посмотрел на буфетчицу. Хотел было возмутиться — «Ты что, мне вместо водки воды налила? », да вовремя остановился. Запах был настоящий, водочный. Буфетчица с сожалением посмотрела на Василия Степановича и протянула краюху хлеба. Посмотрел на краюху Василий Степанович, зачем-то сжал её в руке, но надкусывать не стал. Так и приехал домой с этой краюхой. Дома девочки её в один миг умяли. От булочки, принесённой внучкой, осталось немного. Вот уж судьба — с обидой подумал Василий Степанович - не дал бог ни сыновей, ни внуков. Младшая дочка в войну умерла. Съела что-то такое, что жуткие боли у неё в животе начались. Сначала думали — пройдёт, дело молодое. Но на третий день собрали корзинку с продуктами — в оплату — и повели к доктору. Полдня в очереди стояли. Посмотрел старый доктор, головой покачал и порошков дал. Только порошки эти не помогли - померла. Чего девчонка с голодухи съела — бог знает. Спрашивать не с кого — только с себя. Что не смог семью вдоволь хлебушком обеспечить. Немцы за работу копейки платили. В те поры ладно жили только те, которые к немцам на службу подались. И самое обидное было, что перед ними заискивать приходилось. Еду прятать, как будто еда в доме о чем-то подозрительном говорила. Полицейские заходили временами проверить —вдруг кто-то ещё — кроме заявленных членов семьи - в доме кормится? На войну Василия Степановича не взяли. Сказали, хромым в армию дороги нет. Прихрамывал он после одной аварии в шахте. Получалось чудно — в армию здоровьем не вышел, в под землей работать — пожалуйста. Брат — Пётр Степанович — на войну ушёл. И никто не знает, в какой земле его косточки покоятся. А сыновья Петра — слава богу — все при деле, у всех семьи. До 51 года Василий Степанович на шахте работал. Больше не мог — правая рука трястись стала. Ложку с супом до рта донести не мог — расплёскивалось. Кое-как выучился левой рукой есть. Когда особо крутило — жена кормила , как маленького. Его пенсии и зарплаты жены на жизнь хватало. И когда на две пенсии перешли — тоже. Казалось бы — вот только сейчас и жить. А вот как вышло. Василий Степанович напрягся и сел на кровати. Теперь можно было дотянуться до чашечки, в которой лежал протез верхних зубов. Что раньше — вставить их или доесть булочку? Решил — булочка прежде. В бога он давно не верил. А вот выученную в детстве молитву «Отче наш» до сих пор помнил. Хлеб наш насущный дай нам. Входящий, знай, тебя здесь ждут свобода слова и уют! «Изба-Читальня» - литературный портал. Отправляя любой текст через специальные формы на сайте, вы соглашаетесь с данного сайта. Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются действующим законодательством. Перепечатка и копирование произведений возможны только с согласия их автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за содержание произведений закреплена за их авторами на основании правил публикации и российского законодательства. При нарушении правил сайта и официального судебного запроса Администрация сайта предоставит все необходимые данные об авторе-нарушителе.
Last updated
